За лежак приходилось побороться Что такое редакционные будни газетчика? Суета, беготня по пресс-конференциям и за важными персонами, статус которых даёт им право на серьёзный резонансный комментарий. Постоянно текущий в голове информационный поток, у которого ты сидишь на полуавтомате, то и дело выуживая вишенки на торте. Соперничество, амбиции, желание раскопать что-то эдакое, чтобы коллеги, вздохнув, мысленно произнесли: «Вот бестия, увидел- таки то, что пролетело мимо меня».Время так спрессовано, что буквально сжигает твою жизнь. Чтоб хотя бы изредка останавливаться, я попросила моих верстальщиков сделать мне заставку в компьютере на рабочем столе — глубокий грот, обмелевший настолько, что показался белый зернистый песок, лазурный цвет морской воды, небо — тёмно-голубое, с едва намечающимся восходом солнца. Намаюсь за день, посмотрю на фантастический этот пейзаж, «перезагружусь» на минутку — и опять двадцать пять.
Конечно, каждый год я вырываюсь в какой-нибудь прибрежный посёлок — наныряться и наплаваться. Но с сакральной компьютерной картинкой это никогда не совпадает. Выискивать уединённые места мне либо не по карману, либо некогда. А то, что по карману и времени, наполнено детским визгом-гомоном, ежесекундно прорезающим пространство призывом: «Шашлык из морепродуктов, горячая молодая кукуруза!», исповедями лежащих по соседству матрон насчёт никудышных зятьёв-невесток, перебранкой заезжего туриста с арендатором пляжа из-за грязи, зловония и чадящих шалманов.
Моё единственное спасение — оно, море. Почему-то вся публика либо сидит на берегу, либо плюхается нарощенными за жизнь отложениями в метре от него. Можно заплыть подальше и почувствовать, что ты, наконец, один, и даже чёртов смартфон тебя не потревожит.
Нынешний купальный сезон ни на что не похож. Это вам скажет любой журналист. Я отдыхала в более чем демократичном посёлочке под Алуштой. Дороги разбиты. Пляж ужасный. Пойти вечером некуда, потому что даже набережной нет. Тем не менее каждое койко-место было предоставлено под чьи-то телеса. Настолько плотно, что мне приходилось бежать в 7 утра по ямкам-колдобинам, чтобы занять лежак под тентом. Часом позже всё уже оказывалось разобранным.
Хотят работать как при социализме, а жить — при капитализме
Трепетные детские радости живы! Летние нравы допускают множество послаблений в этикете. И уже через 10 минут ты знаешь о загорающем рядом соседе, откуда он, где работает, почём снял времяночку и, конечно, что думает о раздуваемом пожаре в Белоруссии. Когда интересуешься, как рязанцы или мурманчане пережили самоизоляцию, ответы похожи. Бизнес потерян. Доходов нет. Заводские цехи остановлены. Все сидят на пособии — в лучшем случае 12130 рублей. Что будет дальше — одному Богу известно. Между тем снующая у родительских ног детвора уплетает чебуреки, мороженое, ту самую «молодую горячую» любимицу Никиты Хрущёва. А в промежутках между пляжной гастрономией катается на гидроциклах, «бананах», юрких катерках и, зажмурившись, сигает с надувной горки шаткого пластикового сооружения, смело обозванного «аквапарком». Сторублёвок в кошельке взрослых хватает. Стало быть, всё не так плохо.Конечно, самая популярная фраза: «Ежели бы не закрытые границы, я бы в Крым — ни ногой». Затем звучат ностальгические рассказы о неисчерпаемых антальских шведских столах и гостеприимных отелях Хургады. Крым большинству гостей не нравится. Да, построили федеральную дорогу. А внутренние — отвратительные. Нет парковок, всюду пробки. В кафе очереди и антисанитария. Есть не канализированные посёлки, что для третьего тысячелетия — дикость. Жанна, помощник судьи из Владикавказа, всплеснула руками: «У нас — бедная республика, но такой убогой инфраструктуры давно нет». Я, словно боксёрская груша, вынуждена подставлять под избиение то один бок, то другой. Мой призыв ценить то, что есть, и стараться трудом, усилиями, мозгами хотя бы чуточку улучшить мир за окном, наталкивался на иронию.
— Это как это — «мир за окном»? — недоверчиво хмыкнула присоединившаяся к дискуссии гренадёрша из Пензы. — Вот я в колледже химию преподаю. Зарплата — 40 тысяч рублей. Вы с современными подростками когда-нибудь разговаривали? Дебил на дебиле, при этом редкие хамы и валентность кислорода не в силах определить! Как я могу их изменить, если родители от воспитания отказались? И за 40 тыщ, как вы понимаете, особо напрягаться не хочется.
Коронованный волной В доме, который стал моим пристанищем на пару недель, остановилось несколько семей из Орла. Назвались предпринимателями. Торгуют на местном рынке скобяными изделиями. Говорят, оборот упал ниже плинтуса. Кому сейчас нужны крючки и петли? Я посмотрела на втиснутые в узкий хозяйский дворик отнюдь не дешёвые автомобили и поняла. Большая материковая Россия хочет идеального антуража вокруг, бесплатных образования, медицины и квартир, путёвок на оздоровление. Чтобы магазины ломились от товаров, и зарплата была хотя бы на уровне 150 тысяч рублей в месяц. И, главное, чтобы всё это устраивалось как-нибудь само собой. Чтобы, как бросил мне в лицо перчатку возмущённый орловчанин, «мои дети не вкалывали по 16 часов в сутки, а жили по-европейски, с хорошим социальным пакетом и четырёхдневной рабочей неделей».— Как же это возможно? — растерянно парировала я. — А кто будет ямы и колдобины на дорогах засыпать?
— Эффективная власть должна всё разрулить и наладить. Сталина надо! Он этих вороватых чинуш мог в узде держать.
Кажется, история совершила очередной виток по до боли знакомой спирали. Мы хотим жить социалистическими мерками, но при капитализме.
Мальчик и строптивица
Я люблю наблюдать, как сгущаются сумерки над водной гладью, горизонт становится перламутрово-белёсым и выкатывающаяся из-за горы луна прочерчивает бликующую дорожку. Правда, в этот раз мне не особенно повезло. Несколько дней кряду море штормило. К вечеру расходилось совсем. Поднимало с берега песочно-галечную муть, швыряло к ногам мёртвые водоросли, напоминавшие длинные локоны утопленницы. Я уже собралась было уходить, отметила недочитанную страницу закладкой. Как вдруг в пенистую волну бросился паренёк. Вернее, не так. Он под неё поднырнул. Я охнула, потому что пловец был совсем щупленьким, и своенравной «мадам» ничего не стоило его покалечить. Но ничего страшного не произошло. Напротив, загорелый до красноватой бронзы абориген проявил в оседлании морской строптивицы такую ловкость, что невозможно было не залюбоваться. Он чудом вылетал на гребень и скользил на нём вдоль берега. Случалось, поджидал волну на дне, и она выносила его, как императора на троне. Он обнимал накатывающие на берег упругие седые кудри. Как ему удавалось, словно Христу, перебирая ногами, мчаться по верхней челюсти распахивающейся водной пасти — загадка. Но получалось!
Шашлычный рог изобилия не иссякал Я нафантазировала себе хемингуэевскую ауру а-ля «Старик и море». Придумала юноше судьбу — пустые зимние вечера, пьющего отца, всклокоченную нервную мать, мечту о белом корабле и экзотических краях, в которые за ним потянется его возлюбленная волна — не предаст, не бросит. А через пару дней я встретила купальщика на рынке. Он ел чёрствую лепёшку, усиленно работая желваками, и рассказывал идущему рядом приятелю о каких-то важных делах. Грубая, скудная речь, густо пересыпанная матом, смыла всё очарование ушедшего южного вечера. Почему-то вспомнился университетский преподаватель исторического материализма по фамилии Маловичко, который нередко восклицал: «Ира! Иванченко! Ну что вы опять в окно уставились? Объясните, что можно в нём увидеть?».Так россияне любят море
Орловские отдыхающие совпали со мной только на три дня. Уехали. Их авто сменили красавцы ничуть не хуже — с екатеринбургскими номерами. Уральцы вселялись ночью, очень шумно. Утром я осторожно повернула ключ в номере, чтобы не разбудить. Подумала, пусть поспят с дороги. Однако, придя на обед, не обнаружила ни малейшего движения на соседской территории. А могучий храп не оставлял сомнений — народ до пляжа не дошёл.
В четыре, когда жара спала, я ушла купаться. А вернувшись в сумерках, обнаружила во дворе дымящиеся мангалы, барбекюшницы, костерки. Под раскидистой хурмой составленные разнокалиберные столы ломились от снеди — откуда взялись только фаршированные перцы, салат из огурцов и помидоров, острая закуска из баклажанов, печёные овощи, колбасы немыслимых сортов, розовая ароматная селёдочка на «матрасе» из ялтинского лука, блюда с картофельными пирамидами, по которым нежными кремовыми струйками растекалось сливочное масло, пельмешки с искусно закрученными оборочками и спиралями? Венцом творенья служила, конечно, она — прозрачная, как слеза, лимонная водочка в запотевших литровых бутылках.
Это, конечно, не Куинджи, но всё равно красиво На ужин был приглашён весь заезжий контингент. Отказ признавался смертельной обидой. И понеслось! Сестра, ты откуда? Чем занимаешься? Муж есть, а то найдём тебе отличного невьянского парня. Шахтёры у нас знаешь, сколько заколачивают? До трёх часов ночи тянулось бесконечное, что Степаныч — падло, занижает нормы добытого угля и «играет с пересортицей», что белорусский «бацька» хочет одним седалищем занять два стула и такого русофоба ещё поискать, что Крым — наш, и это правильно, что коронавирус водочки боится и что уральские девушки — самые верные жёны. Они и в самом деле как-то незаметно подливали, подсыпали, подкладывали, изобилие не оскудевало. Кто-то из отдыхающих робко спросил, были ли вновь прибывшие на море. «Сеструха! — последовал ответ. — До моря мы доедем. А щас давай за жизнь и за Россию выпьем. За победу! За шахтёров».Вы не поверите, но и на следующий, и через день, и через два повторилось ровно то же самое. Я проскальзывала мимо весёлой компании тенью отца Гамлета, потому что богатырского здоровья на такие посиделки у меня давно нет. Когда я уезжала, шахтёры, кажется, до берега так и не добрались. До обеда отсыпались. А потом их любящие безропотные женщины начинали кашеварить на дворовой кухне, уставлять закусками пёструю клеёночку, и всё начиналось сызнова. Ну что же, видимо, так в Невьянске ездят на море.
Вместо эпилога
Этим августом всё было легко, весело и как-то понарошку. Ежеутренне на пляже аниматоры проводили аквааэробику. Выходила толстенькая девушка Лиза с ножками, растущими буквой Х, включала песню со словами «Мы ногами топ-топ-топ, мы руками хлоп-хлоп-хлоп», вялой рукой посылала невразумительные пассы. Туристы, конечно, похихикивали, но что-то там импровизировали, конечностями дрыгали, покачивались в такт энергичной музыке, и всё шло своим чередом.
Зимой я делала в квартире генеральную уборку. И вдруг под диваном обнаружилась маленькая блестящая арбузная косточка. И таким от неё пахнуло югом, зноем, счастьем, что простились застиранные простыни дешёвенького санатория, скандальный турист из Хакасии, горьковатый творог на завтрак. Лето кончается. И самое главное в этом процессе — что оно было. Что хотя бы на пару недель мы забыли об испытаниях, щедро терзающих нас в нынешнем високосном году, плавились под палящим солнцем, выкрикивали приветствия проплывающим азовкам, прислушивались, как недолгий и неверный дождь барабанит по хлипкой крыше времянки. Вроде бы ничего особенного, но в январе вы посмотрите на это совершенно иными глазами.
Ирина ИВАНЧЕНКО
Фото Валентина ГУСЕВА и из открытых источников .
За лежак приходилось поборотьсяЧто такое редакционные будни газетчика? Суета, беготня по пресс-конференциям и за важными персонами, статус которых даёт им право на серьёзный резонансный комментарий. Постоянно текущий в голове информационный поток, у которого ты сидишь на полуавтомате, то и дело выуживая вишенки на торте. Соперничество, амбиции, желание раскопать что-то эдакое, чтобы коллеги, вздохнув, мысленно произнесли: «Вот бестия, увидел- таки то, что пролетело мимо меня». Время так спрессовано, что буквально сжигает твою жизнь. Чтоб хотя бы изредка останавливаться, я попросила моих верстальщиков сделать мне заставку в компьютере на рабочем столе — глубокий грот, обмелевший настолько, что показался белый зернистый песок, лазурный цвет морской воды, небо — тёмно-голубое, с едва намечающимся восходом солнца. Намаюсь за день, посмотрю на фантастический этот пейзаж, «перезагружусь» на минутку — и опять двадцать пять. Конечно, каждый год я вырываюсь в какой-нибудь прибрежный посёлок — наныряться и наплаваться. Но с сакральной компьютерной картинкой это никогда не совпадает. Выискивать уединённые места мне либо не по карману, либо некогда. А то, что по карману и времени, наполнено детским визгом-гомоном, ежесекундно прорезающим пространство призывом: «Шашлык из морепродуктов, горячая молодая кукуруза!», исповедями лежащих по соседству матрон насчёт никудышных зятьёв-невесток, перебранкой заезжего туриста с арендатором пляжа из-за грязи, зловония и чадящих шалманов. Моё единственное спасение — оно, море. Почему-то вся публика либо сидит на берегу, либо плюхается нарощенными за жизнь отложениями в метре от него. Можно заплыть подальше и почувствовать, что ты, наконец, один, и даже чёртов смартфон тебя не потревожит. Нынешний купальный сезон ни на что не похож. Это вам скажет любой журналист. Я отдыхала в более чем демократичном посёлочке под Алуштой. Дороги разбиты. Пляж ужасный. Пойти вечером некуда, потому что даже набережной нет. Тем не менее каждое койко-место было предоставлено под чьи-то телеса. Настолько плотно, что мне приходилось бежать в 7 утра по ямкам-колдобинам, чтобы занять лежак под тентом. Часом позже всё уже оказывалось разобранным. Хотят работать как при социализме, а жить — при капитализме Трепетные детские радости живы!Летние нравы допускают множество послаблений в этикете. И уже через 10 минут ты знаешь о загорающем рядом соседе, откуда он, где работает, почём снял времяночку и, конечно, что думает о раздуваемом пожаре в Белоруссии. Когда интересуешься, как рязанцы или мурманчане пережили самоизоляцию, ответы похожи. Бизнес потерян. Доходов нет. Заводские цехи остановлены. Все сидят на пособии — в лучшем случае 12130 рублей. Что будет дальше — одному Богу известно. Между тем снующая у родительских ног детвора уплетает чебуреки, мороженое, ту самую «молодую горячую» любимицу Никиты Хрущёва. А в промежутках между пляжной гастрономией катается на гидроциклах, «бананах», юрких катерках и, зажмурившись, сигает с надувной горки шаткого пластикового сооружения, смело обозванного «аквапарком». Сторублёвок в кошельке взрослых хватает. Стало быть, всё не так плохо. Конечно, самая популярная фраза: «Ежели бы не закрытые границы, я бы в Крым — ни ногой». Затем звучат ностальгические рассказы о неисчерпаемых антальских шведских столах и гостеприимных отелях Хургады. Крым большинству гостей не нравится. Да, построили федеральную дорогу. А внутренние — отвратительные. Нет парковок, всюду пробки. В кафе очереди и антисанитария. Есть не канализированные посёлки, что для третьего тысячелетия — дикость. Жанна, помощник судьи из Владикавказа, всплеснула руками: «У нас — бедная республика, но такой убогой инфраструктуры давно нет». Я, словно боксёрская груша, вынуждена подставлять под избиение то один бок, то другой. Мой призыв ценить то, что есть, и стараться трудом, усилиями, мозгами хотя бы чуточку улучшить мир за окном, наталкивался на иронию. — Это как это — «мир за окном»? — недоверчиво хмыкнула присоединившаяся к дискуссии гренадёрша из Пензы. — Вот я в колледже химию преподаю. Зарплата — 40 тысяч рублей. Вы с современными подростками когда-нибудь разговаривали? Дебил на дебиле, при этом редкие хамы и валентность кислорода не в силах определить! Как я могу их изменить, если родители от воспитания отказались? И за 40 тыщ, как вы понимаете, особо напрягаться не хочется. Коронованный волнойВ доме, который стал моим пристанищем на пару недель, остановилось несколько семей из Орла. Назвались предпринимателями. Торгуют на местном рынке скобяными изделиями. Говорят, оборот упал ниже плинтуса. Кому сейчас нужны крючки и петли? Я посмотрела на втиснутые в узкий хозяйский дворик отнюдь не дешёвые автомобили и поняла. Большая материковая Россия хочет идеального антуража вокруг, бесплатных образования, медицины и квартир, путёвок на оздоровление. Чтобы магазины ломились от товаров, и зарплата была хотя бы на уровне 150 тысяч рублей в месяц. И, главное, чтобы всё это устраивалось как-нибудь само собой. Чтобы, как бросил мне в лицо перчатку возмущённый орловчанин, «мои дети не вкалывали по 16 часов в сутки, а жили по-европейски, с хорошим социальным пакетом и четырёхдневной рабочей неделей». — Как же это возможно? — растерянно парировала я. — А кто будет ямы и колдобины на дорогах засыпать? — Эффективная власть должна всё разрулить и наладить. Сталина надо! Он этих вороватых чинуш мог в узде держать. Кажется, история совершила очередной виток по до боли знакомой спирали. Мы хотим жить социалистическими мерками, но при капитализме. Мальчик и строптивица Я люблю наблюдать, как сгущаются сумерки над водной гладью, горизонт становится перламутрово-белёсым и выкатывающаяся из-за горы луна прочерчивает бликующую дорожку. Правда, в этот раз мне не особенно повезло. Несколько дней кряду море штормило. К вечеру расходилось совсем. Поднимало с берега песочно-галечную муть, швыряло к ногам мёртвые водоросли, напоминавшие длинные локоны утопленницы. Я уже собралась было уходить, отметила недочитанную страницу закладкой. Как вдруг в пенистую волну бросился паренёк. Вернее, не так. Он под неё поднырнул. Я охнула, потому что пловец был совсем щупленьким, и своенравной «мадам» ничего не стоило его покалечить. Но ничего страшного не произошло. Напротив, загорелый до красноватой бронзы абориген проявил в оседлании морской строптивицы такую ловкость, что невозможно было не залюбоваться. Он чудом вылетал на гребень и скользил на нём вдоль берега. Случалось, поджидал волну на дне, и она выносила его, как императора на троне. Он обнимал накатывающие на берег упругие седые кудри. Как ему удавалось, словно Христу, перебирая ногами, мчаться по верхней челюсти распахивающейся водной пасти — загадка. Но получалось! Шашлычный рог изобилия не иссякалЯ нафантазировала себе хемингуэевскую ауру а-ля «Старик и море». Придумала юноше судьбу — пустые зимние вечера, пьющего отца, всклокоченную нервную мать, мечту о белом корабле и экзотических краях, в которые за ним потянется его возлюбленная волна — не предаст, не бросит. А через пару дней я встретила купальщика на рынке. Он ел чёрствую лепёшку, усиленно работая желваками, и рассказывал идущему рядом приятелю о каких-то важных делах. Грубая, скудная речь, густо пересыпанная матом, смыла всё очарование ушедшего южного вечера. Почему-то вспомнился университетский преподаватель исторического материализма по фамилии Маловичко, который нередко восклицал: «Ира! Иванченко! Ну что вы опять в окно уставились? Объясните, что можно в нём увидеть?». Так россияне любят море Орловские отдыхающие совпали со мной только на три дня. Уехали. Их авто сменили красавцы ничуть не хуже — с екатеринбургскими номерами. Уральцы вселялись ночью, очень шумно. Утром я осторожно повернула ключ в номере, чтобы не разбудить. Подумала, пусть поспят с дороги. Однако, придя на обед, не обнаружила ни малейшего движения на соседской территории. А могучий храп не оставлял сомнений — народ до пляжа не дошёл. В четыре, когда жара спала, я ушла купаться. А вернувшись в сумерках, обнаружила во дворе дымящиеся мангалы, барбекюшницы, костерки. Под раскидистой хурмой составленные разнокалиберные столы ломились от снеди — откуда взялись только фаршированные перцы, салат из огурцов и помидоров, острая закуска из баклажанов, печёные овощи, колбасы немыслимых сортов, розовая ароматная селёдочка на «матрасе» из ялтинского лука, блюда с картофельными пирамидами, по которым нежными кремовыми струйками растекалось сливочное масло, пельмешки с искусно закрученными оборочками и спиралями? Венцом творенья служила, конечно, она — прозрачная, как слеза, лимонная водочка в запотевших литровых бутылках. Это, конечно, не Куинджи, но всё равно красивоНа ужин был приглашён весь заезжий контингент. Отказ признавался смертельной обидой. И понеслось! Сестра, ты откуда? Чем занимаешься? Муж есть, а то найдём тебе отличного невьянского парня. Шахтёры у нас знаешь, сколько заколачивают? До трёх часов ночи тянулось бесконечное, что Степаныч — падло, занижает нормы добытого угля и «играет с пересортицей», что белорусский «бацька» хочет одним седалищем занять два стула и такого русофоба ещё поискать, что Крым — наш, и это правильно, что коронавирус водочки боится и что уральские девушки — самые верные жёны. Они и в самом деле как-то незаметно подливали, подсыпали, подкладывали, изобилие не оскудевало. Кто-то из отдыхающих робко спросил, были ли вновь прибывшие на море. «Сеструха! — последовал ответ. — До моря мы доедем. А щас давай за жизнь и за Россию выпьем. За победу! За шахтёров». Вы не поверите, но и на следующий, и через день, и через два повторилось ровно то же самое. Я проскальзывала мимо весёлой компании тенью отца Гамлета, потому что богатырского здоровья на такие посиделки у меня давно нет. Когда я уезжала, шахтёры, кажется, до берега так и не добрались. До обеда отсыпались. А потом их любящие безропотные женщины начинали кашеварить на дворовой кухне, уставлять закусками пёструю клеёночку, и всё начиналось сызнова. Ну что же, видимо, так в Невьянске ездят на