Адмирал А. Колчак — командующий Черноморским флотом Пожалуй, тему «за правду до смерти» в художественной литературе лучше всех выразил Михаил Шолохов в «Тихом Доне». Его главный герой Григорий Мелехов — весь в поисках и в борьбе за правду, причём правду не удельную, а для всех. Отсюда и метания героя: и с белыми, и с красными, и с повстанцами… Идёт поиск не той правды, о которой Григорий в минуту «до края озлобленный» думал: «У каждого своя правда, своя борозда», но той, по его же словам, «под крылом которой мог бы согреться всякий».Свою «правду» выражали и белые, и красные. Михаил Осоргин, писатель русского зарубежья, в лучшем своём романе «Сивцев вражек» (1928 г.) так характеризовал это противостояние: «Было бы слишком просто и для живых людей, и для истории, если бы правда была лишь одна и билась лишь с кривдой, но были и бились между собой две правды и две чести».
В той борьбе выражали свою «правду» и иные силы. Вспомним хотя бы многочисленные народные движения в годы Гражданской войны. Яркие тому примеры — Махно на Украине или Антонов на Тамбовщине. Ещё более сильными были национальные движения на той же Украине, в Польше, Финляндии, Эстонии и на Кавказе. И те, и другие не стояли ни на стороне красных, ни на стороне белых, иногда только блокировались с теми или другими в зависимости от ситуации.
Есть и другие примеры. Так, летом 1918 года в Поволжье создана так называемая «армия без погон», преследовавшая цель передать всю полноту власти в стране Учредительному собранию. Или сформированная в Киеве армия под монархическими лозунгами во главе с герцогом Лейхтенбергским и генералом Ивановым. В стране активно вели антибольшевистскую деятельность различные подпольные организации, действовавшие под прикрытием иностранных разведок. Словом, почти вся страна «в край из края» (С. Есенин) была так или иначе втянута в Гражданскую войну. За что с такой отчаянной непримиримостью велась та борьба, какие интересы и идеалы отстаивали сражавшиеся «до смерти» противоборствующие стороны? Об этом и пойдёт сегодня речь.
Февраль против Октября
Всё тот же Михаил Осоргин, кажется, первым сформулировал мысль, что в Гражданской войне столкнулись две революционные силы — февральская и октябрьская. «Стена против стены стояли две братские армии, — писал Осоргин, — и у каждой были своя правда и своя честь. Правда тех, кто считал и Родину, и революцию поруганным новым деспотизмом и новым, лишь в иной цвет перекрашенным, насилием, — правда тех, кто иначе понимал Родину и иначе ценил революцию и кто видел их поругание не в похабном мире с немцами, а в обмане народных надежд». И эта мысль вполне справедлива. Другими словами, борьба Красной и Белой армий вовсе не была борьбой между «новой» и «старой» властями, как это раньше утверждалось в учебниках истории; это была борьба двух «новых» властей, рождённых Февралём и Октябрём.
В ставке Верховного главнокомандующего в Могилёве генерал-адъютант М. Алексеев, император Николай II и генерал М. Пустовойтенко Все главные создатели и вожди Белой армии были по своей сути «детьми Февраля». Основоположник Добровольческой армии на юге России генерал Михаил Алексеев являлся, как сегодня установлено отечественными и зарубежными исследователями, одним из главных заговорщиков по свержению Николая II. Осведомлённый масон Н. Д. Соколов, автор знаменитого «приказа № 1», сообщал, что ещё 9 февраля 1917 года генерал Рузский, командующий Северным фронтом, вместе с думскими заправилами будущего переворота обсуждал проект, предусматривающий, что Николая II по дороге из ставки в Царское Село «задержат и заставят отречься», что и произошло в точности 2 марта. «А после отречения, — продолжал Соколов, — именно генерал Алексеев первым объявил Николаю II: «Ваше величество должны себя считать арестованными»… Государь ничего не ответил, побледнел и отвернулся от Алексеева».Сам генерал Рузский, прямо «давивший» на царя в февральские дни, чуть позже признавался, что начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал Алексеев, держа в руках армию, вполне мог прекратить февральские беспорядки в Петрограде, но «предпочёл оказать давление на Николая II и увлёк других главнокомандующих».
Причастность генерала Алексеева к заговорщикам чуть позже подтвердил великий князь Александр Михайлович: «Генерал Алексеев связал себя заговорами с врагами монархического строя».
Выдвиженцами Февраля были и другие главные вожди Белой армии — генералы Лавр Корнилов и Антон Деникин, а также адмирал Александр Колчак. Все они сделали блестящую карьеру именно после Февраля. Первый военный министр Временного правительства Александр Гучков вспоминал, как ему трудно было назначить на высокие посты Корнилова и Деникина. О Корнилове министр писал: «Его служебная карьера была такова — он в боях командовал только дивизией; командование корпусом — с конца 1916 года, откуда я взял его в Петроград, происходило в условиях отсутствия вооружённых столкновений. Поэтому такой скачок до командования фронтом считался недопустимым». Тем не менее в самый момент февральского переворота Корнилов стал главнокомандующим Петроградским военным округом, 7 июля — командующим Юго-Западным фронтом, а 19 июля Керенский назначил его уже Верховным главнокомандующим русской армии.
Митинг в белом Ростове Такая же счастливая февральская судьба ожидала и Деникина, который после февральского переворота занял пост генерала Алексеева, т. е. начальника штаба Верховного главнокомандующего.Чтобы понять, какую головокружительную карьеру сделали Корнилов и Деникин, следует обратиться к следующим выразительным цифрам. К 1917 году в русской армии числилось 68 командиров корпусов и 240 командиров дивизий. После февральского переворота больше половины из них были уволены за недостаточную преданность революции в противоположность взлёту Корнилова и Деникина. Да и сам Деникин в эмиграции признается, что военные реформы после февральского переворота начнутся с «увольнения огромного числа командующих генералов. В течение нескольких недель было уволено до полутораста старших начальников».
Адмирал Колчак занимал до Февраля более высокий пост, чем Деникин и Корнилов: с июня 1916 года он был командующим Черноморским флотом. Колчак, как и командующий Балтийским флотом адмирал Непенин, по сведению Ивана Ильина, были назначены на свои должности благодаря ряду интриг, причём исходной точкой послужила их репутация «либералов и оппозиционеров».
Последний военный министр Временного правительства генерал А. И. Верховский отмечал: «Колчак ещё со времени Японской войны был в постоянном столкновении с царским правительством и, наоборот, в тесном общении с представителями либеральной буржуазии в Государственной думе. Назначение молодого адмирала командующим Черноморским флотом потрясло тогда всех: он был выдвинут в нарушение всяких прав старшинства, в обход целого ряда лично известных царю адмиралов и несмотря на то, что его близость с думскими кругами была известна императору. Выдвижение Колчака было первой крупной победой либеральных кругов. А в феврале 1917 года и партия эсеров мобилизовала сотни своих членов на поддержку Колчака. Живые, энергичные агитаторы сновали по кораблям, превознося и военные таланты адмирала, и его преданность революции».
Вскоре Временное правительство производит Колчака в «полные» адмиралы.
«К Учредительному собранию»
Почти все будущие вожди Белой армии имели несомненные заслуги перед Февралём. 7 марта 1917 года Корнилов лично арестовал в Царском Селе императрицу и детей Николая II, а на следующий день Алексеев в Могилёве объявил об аресте свергнутого царя и сдал его думскому конвою. В Крыму заместитель Колчака, контр-адмирал Лукин, руководил арестом находившихся там великих князей.
Современный исследователь Михаил Назаров, много сделавший в своё время для изучения наследия русской эмиграции, чётко сформулировал итоги борьбы Белой армии: «При всём уважении к героизму белых воинов следует признать, что политика их руководителей была в основном лишь реакцией Февраля на Октябрь, что и привело их к поражению так же, как незадолго до того уже потерпел поражение сам Февраль».
Академик В. Вернадский Назаровский вывод вполне согласуется с выводами, сделанными в книге «Белая идея», посвящённой двадцатилетнему юбилею Белой армии и вышедшей в Нью-Йорке в 1937 году. Вот что там написано: «Генерал Корнилов имел полное основание не доверять Временному правительству, которое, постепенно изменяясь в составе, в конечном итоге утеряло признаки власти, созданной Февральской революцией… Все без исключения вожди, и старшие, и младшие, Белой армии приказывали подчинённым содействовать новому укладу жизни, возникшему после Февраля, и никогда не шли против общего течения. И на наших знамёнах Белой идеи было начертано: к Учредительному собранию, то есть то же самое, что значилось и на знамёнах Февральской революции. Наши белые вожди и военачальники не шли против Февральской революции и никогда и никому из своих подчинённых не приказывали идти таким путём».Бесспорно, что те или иные лица и даже группы людей в составе Белой армии исповедовали и в какой-то мере открыто выражали другие настроения и устремления, в том числе и подразумевающие прямую и полную реставрацию вековых устоев России. Но это никак не определяло основную и официальную линию, в которой, как сказано в той же книге, «нет и тени каких бы то ни было реставрационных вожделений».
О политических настроениях в армии Деникина рассказал и Посол России во Франции В. Маклаков в письме от 11 декабря 1919 года Послу России в США Б. Бахметеву: «Я не слышал ничего слишком вредного в Ростове о политическом настроении в армии; возможно, что там есть монархисты, это даже очень вероятно, но наблюдаю многих монархистов на юге России и положительно убеждён, что единственной основой монархии предполагается будущее Учредительное собрание».
«Принцип непредрешения»
Главная цель белой борьбы — ликвидация вооружённым путём сил большевизма. Вопрос же о том, какой будет новая власть, руководством Белой армии принципиально не рассматривался, предполагалось, что это решит Учредительное собрание.
«Принцип непредрешения», провозглашённый Белой армией, позволил собрать под белые знамёна в короткий срок значительные политические силы антибольшевистской направленности. Но слабость была в отсутствии единства в подходах к будущему устройству России. Гражданская война затягивалась, огромные пространства страны находились под контролем Белой армии. Вполне естественно, что власть должна проявлять себя в каких-то формах. Но не может — «принцип непредрешения»! Поэтому неизбежно возникал произвол на местах, решения о форме власти принимались отдельными лицами, как правило, военными. Не всегда они были взвешенными, продуманными, что отнюдь не добавляло белым популярности: войска стоят один, второй, третий месяц — и никаких политических изменений, лишь ожидание «полного разгрома большевизма», а до тех пор — временное военное положение.
В. Вернадский, находясь в это время в Ростове по делам Украинской академии наук, запишет в своём дневнике: «Видя то, что делается кругом, могут опуститься руки. Глухая реакция — произвол не власти, а произвол безвластия: самое ужасное, что может быть. Говорят, что анархия на железных дорогах достигла невероятных размеров, города грабят шайками… А доверие к Добровольческой армии исчезло, и она не может собрать вокруг себя людей. Из разговора с Н. Астровым (один из руководителей Особого совещания при генерале Деникине. — В. Л.) об организации власти становится ясной и трудность этой работы, и отсутствие ясного плана того, что хотят руководители Добровольческой армии… Не есть ли это авантюра?».
Ю. Пилсудский — глава Польского государства «Принцип непредрешения» сказался и в решении национальных вопросов. «Белые нередко пренебрегали национальными силами, — отмечает один из современных историков Белой армии, — не вступали с ними во взаимодействие, исходя из своих принципов — непредрешения и сохранения «единой и неделимой России», по крайней мере до созыва Учредительного собрания». Так, например, в июле 1919 года барон Маннергейм предлагал руководству Белой армии двинуть финские войска на Петроград. От адмирала Колчака как Верховного правителя России требовалось лишь заявление общего характера о целесообразности независимости Финляндии. Колчака уговаривали, но он принципиально заявил: «Нет, мы не имеем права это решать сейчас».Или другой пример. Декабрь 1919 года. Армия Деникина терпит крушение, идёт развал Добровольческой армии, она отступала. Казалось бы, надо хвататься за любую помощь, но в этот момент Деникин шлёт ноту протеста барону Маннергейму: «Я категорически протестую против вступления финляндских войск в пределы русских губерний. Русские коренные земли должны быть и будут освобождены от насильников только русскими и дружественными народами».
С другой стороны, национальные формирования зачастую отказывались помогать Белой армии в критических ситуациях. Осенью 1919 года в районе Белоруссии Добровольческая армия Деникина могла очень далеко продвинуться — фронт был открыт. Но у главы Польского государства Пилсудского сформировалась вполне определённая позиция: против Ленина, против Деникина. Сходная позиция была у эстонцев, которые поддерживали Северо-Западную армию Юденича и Родзянко, но только до первых решающих успехов. Эстонцы не верили, что Белая армия допустит их независимость. И таких примеров можно приводить множество.
«Принцип непредрешения» — не выдумка вождей Белой армии. Тщательное знакомство с документами, связанными с белым движением, даёт основание утверждать, что это было принципиальное требование коллективного Запада, поддерживавшего Белую армию. Но об этом мы поговорим в следующий раз.
Валерий ЛАВРОВ, депутат Государственного Совета РК
Фото из открытых источников .
